за компанию лишь Анну и кое-кого из своих старых лондонских приятелей, не удостоившихся приглашения на официальный ужин, таких как генерал Фред Андерсон, один из «бывших» Памелы{285}. Кто-то из передового отряда квартирьеров успел даже договориться с местными и забронировать под эту вечеринку кинозал на втором этаже.

А Анне приходилось нелегко в роли верного адъютанта отца. Пока две её приятельницы помоложе наслаждались краткой передышкой, Анна была как на иголках: Рузвельту предстояло выступить в роли хозяина на предстоящем официальном ужине, поскольку тот назначен в Ливадии, а его британскому и советскому визави – в роли гостей. Отец же её опять не сподобился составить и передать ей список приглашенных, но на этот раз, поскольку речь шла ещё и о членах советской делегации, Анне нужно было быть особо бдительной, дабы никого не обидеть, никого не обойти. Можно было бы обратиться с просьбой о помощи к Кэти. Та, при всей её молодости, обладала богатым опытом по части советского дипломатического этикета, включая организацию званых ужинов, но Анна решила, что справится самостоятельно. ещё перед началом пленарного заседания Аверелл Гарриман заметил, как Анна мучается над составлением списков приглашенных, и снова предложил ей свою помощь, чтобы у неё вдруг не возникло надобности тревожить отца. В перерыве заседания, пообещал ей посол, он разберется в деталях и выдаст ей готовый поименный список. Но лишь через три с половиной часа обсуждений – то есть почти ко времени начала этого самого ужина, согласно расписанию, – Гарриман наконец-таки появился из-за двойных дверей с обещанным списком в руке. Также он предложил Анне кое-какие советы относительно рассадки приглашенных, а затем оставил её вместе с лейтенантом Ригдоном из свиты Рузвельта трудиться над правильным написанием фамилий и имён гостей на карточках рассадки.

Пока Анна эти карточки заполняла, обе створки дверей распахнулись, и в вестибюль из зала вышли участники конференции, завершившие обсуждение всего, что им полагалось в тот день обсудить. И тут же к Анне внезапно подскочил доктор Брюэнн с экстренным сообщением: ей нужно немедленно подняться наверх, в комнату Джимми Бирнса. Сам Брюэнн оттуда только что чудом спасся, а вот бедолаги Па Уотсон, Стив Эрли, доктор Макинтайр и контр-адмирал Уилсон Браун там по-прежнему в западне. Бирнс «в бешенстве» и отказывается идти на даваемый президентом ужин. Бирнс будто задался целью решительно испортить Анне всю поездку в Ялту, методично превращая её в сущий ад. Сначала на борту «Куинси» он допытывался о состоянии здоровья президента, а теперь вот этот демарш.

«“В бешенстве” – это было ещё мягко сказано! – мысленно оценила Анна состояние Бирнса, зайдя в его номер. – У него разве что молнии из глаз не вылетают!» Бирнс привык, что все пляшут под его дудку. Бывший сенатор от Южной Каролины, некоторое время прослужив помощником члена Верховного суда, возглавил в 1943 году только что учрежденное по инициативе Рузвельта Управление военной мобилизации, независимый государственный орган, призванный, по замыслу президента, координировать работу прочих правительственных учреждений по всем имеющим хоть малейшее отношение к войне направлениям. Эта должность наделила Бирнса в Вашингтоне широчайшими полномочиями. Многие для простоты стали его величать не иначе как «помощник президента». А тут Бирнс, привыкший присутствовать на всех совещаниях высшего уровня, посвящённых войне, вдруг оказался в тот вечер не у дел. Рузвельт полагал, что Сталин охотнее пойдет на откровенное обсуждение военных вопросов, если свести к минимуму число гражданских лиц среди участников с американской стороны. Видимо, поэтому Франклин и решил не приглашать Бирнса, однако вскоре смилостивился и попросил передать, чтобы тот присоединялся к ним в зале с 18:00. Однако Бирнс, как поняла Анна, «протоптавшись на холоде за дверями 45 минут <…> и свиста не дождавшись», сердито покинул фойе, более всего выведенный из себя тем, что Гарри Гопкинс, также будучи лицом гражданским, был к участию в заседании допущен. Не вынеся такого удара по самолюбию, Бирнс теперь категорически отказывался присутствовать на ужине Рузвельта – и даже угрожал вовсе покинуть конференцию{286}.

Хотя номинально Бирнс и прибыл в Ялту в статусе директора Управления военной мобилизации, Рузвельт приглашал туда своего старого друга отнюдь не представлять интересы этой бюрократической структуры, а для придания дополнительного веса американской делегации, – как минимум, внешней. Давний соратник Рузвельта, Бирнс, с его угрюмым взглядом из-под нависших век под прядями седых волос, выглядел как многоопытный государственный муж. Приглашение на конференцию было также и своеобразным утешительным призом для Бирнса, которого президент в 1944 году обошёл вниманием при выборе кандидата в вице-президенты вместо Генри Уоллеса. Счастливый билет тогда достался Гарри Трумэну. Поскольку вклад Бирнса в предстоящие на конференции переговоры был минимальным, Анна сочла его истеричную выходку смехотворной. Она терпеть не могла подобного рода штучек, призванных привлечь внимание её отца, – и к тому же истеричная выходка Бирнса была уже вторым таким эпизодом за уходящий день. На обед Анна организовала для отца маленький стол на пять персон, которые заведомо не будут его раздражать; и тут без приглашения вломился адмирал Лехи и грубо нарушил их тихую трапезу en famille[21], спутав все её планы. Анна быстро потеснилась, освободив дополнительное место за столом, но Лехи дал всем ясно понять, что чувствует себя оскорблённым, ведь его сразу не пригласили. После обеда Анна в отчаянии написала в своем дневнике, что ей «придётся следить за чувствами определенных людей очень внимательно»{287}. Ключевые делегаты конференции взошли к вершинам благодаря амбициозности, таланту и силе характера, и многие из них теперь ревностно и даже маниакально пеклись о поддержании собственной значимости. Таким был Бирнс. Хотя на роль «настоящей примадонны», подумалось Анне, Бирнс мог бы претендовать ничуть не меньше Гарри Гопкинса{288}.

Почти полчаса Анна препиралась с Бирнсом, настаивая, что тот обязан явиться к Рузвельту на ужин. Заслышав шум, на подмогу пришёл Аверелл Гарриман, но Бирнс упорно отказывался капитулировать. В итоге «едва до массовой драки не дошло». По крайней мере, Анну так и подмывало выпалить Бирнсу в лицо: «Да кому какое дело, идёте вы или нет на этот ужин!» Но она вынуждена была сдерживаться, ибо понимала: отцу нужно, чтобы Бирнс на ужине присутствовал.

Наконец, Анна выдвинула последний и самый абсурдный аргумент: отец ненавидит число тринадцать. Если Бирнс не явится, за столом как раз и будет ровно чёртова дюжина. Рузвельту это как «десять приступов», – и всё по вине Бирнса.

Неведомо почему, но этот довод сломил сопротивление Бирнса, и он, смирившись и слегка пошатываясь, побрёл в направлении столовой{289}. Анна же, на время избавленная от своих обязанностей, отправилась в компанию к Саре, Кэти и кое-каким генералам не старше сорока, которых Кэти удалось «подогнать», включая Андерсона и его коллегу по службе в ВВС США генерал-майора Лоренса Кутера – «две дутые звезды», как звала его Кэти{290}. Анна большую часть их «детского праздника» пропустила, но хотя бы к началу кино успела.

По завершении долгого вечера Анна зашла проведать отца и пожелать ему спокойной ночи. Заданный им ужин удался на славу и имел колоссальный успех. Личные его повара приготовили восхитительные блюда из курицы, овощей и макарон и сумели-таки сбалансированно противопоставить их местным икорно-осетровым излишествам. Все, похоже, остались безмерно довольны и приёмом, и угощением{291}. Бирнс, к примеру, так и вовсе «произнес прелестнейший тост!»

Довольная, хотя и немного удивлённая Анна решила не портить настроение